Н. Карамзин. Избранные сочинения в двух томах. -- М., Л., 1964.«Письма русского путешественника». Восторги русского европейца. Хвала просвещению, прогрессу, гуманизму, восхищение философами, учёными, писателями. Описание разных политических систем: полицейская деспотия в Германии, революционный беспорядок во Франции, республика в Швейцарии, парламентская монархия в Англии — и очевидная симпатия к Швейцарии и Англии.
«Утопия» будет всегда мечтою доброго сердца или может исполниться неприметным действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов. Когда люди уверятся, что для собственного их счастия добродетель необходима, тогда настанет век златой, и во всяком правлении человек насладится мирным благополучием жизни. Всякие же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот» (с. 382).
«Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!» (с. 418)
Повести. «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Остров Борнгольм», «Сиерра-Морена», «Марфа-посадница» — замечательные повести, с неожиданными поворотами, бурными страстями, неразгаданными тайнами. «Моя исповедь», «Чувствительный и холодный» — не менее замечательная сатира. «Рыцарь нашего времени» — очень странное сочинение. Вроде бы начинается как русский Тристрам Шенди, но заканчивается чем-то непонятным.
Статьи. Как бы продолжение «Писем русского путешественника». Особенно интересна статья «Нечто о науках, искусствах и просвещении», где автор спорит с обскурантизмом Руссо.
«...многие, кстати и некстати, восклицают: «О tempora! О mores!» — «О времена! О нравы!» Многие жалуются на разврат, на гибельные пороки наших времен — но много ли философов? Много ли размышляющих людей? Много ли таких, которые проницают взором своим во глубину нравственности и могут справедливо судить о феноменах ее? Когда нравы были лучше нынешних? Неужели в течение средних веков, тогда, когда грабеж, разбой и убийство почитались самым обыкновенным явлением? Пусть заглянут в старые летописи и сличат их с историею наших времен! — Нам будут говорить о Сатурновом веке, счастливой Аркадии... Правда, сия вечно цветущая страна, под благим, светлым небом, населенная простыми, добродушными пастухами, которые любят друг друга, как нежные братья, не знают ни зависти, ни злобы, живут в благословенном согласии, повинуются одним движениям своего сердца и блаженствуют в объятиях любви и дружбы, есть нечто восхитительное для воображения чувствительных людей; но — будем искренны и признаемся, что сия счастливая страна есть не что иное, как приятный сон, как восхитительная мечта сего самого воображения. По крайней мере никто еще не доказал нам исторически, чтобы она когда-нибудь существовала. Аркадия Греции не есть та прекрасная Аркадия, которою древние и новые поэты прельщают наше сердце и душу» (с. 130).
Н. Карамзин. Записка о древней и новой России. - М., 1991.Программа умеренного консерватизма. В оценках и предложениях есть какая-то рациональная основа, а не просто — ничего не менять, потому что ничего менять нельзя. Можно о чём-то говорить и о чём-то спорить. Причём надо понимать, что это умеренный консерватизм по меркам начала девятнадцатого века, даже по меркам восемнадцатого века, ведь автор остаётся человеком эпохи Просвещения. Когда в начале девятнадцатого века в качестве единственной формы правления предлагается просвещённая (!) абсолютная монархия — это умеренный консерватизм. Когда абсолютная монархия и даже не просвещённая предлагается в начале века двадцать первого — это не умеренный консерватизм и не консерватизм вообще, а тупость. Сам Карамзин пишет: «надобно искать средств, пригоднейших к настоящему».
* * *
Закончил с литературой восемнадцатого века!