Книги про оттепель
May. 1st, 2023 06:14 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dzatochnikПрочитал две книги про оттепель. (До сих пор не знаю, как правильно писать — оттепель, «оттепель», Оттепель, «Оттепель»).
С. Чупринин. Оттепель: События. Март 1953 — август 1968 года. — М., 2020.
Подневная хроника событий с множеством цитат из разных источников, от постановлений ЦК КПСС до дневников и мемуаров.
Получается (почти) полная картина оттепели, во всём её блеске и нищете. Это была лучшая эпоха в истории СССР, но в этой эпохе было столько непоследовательности и глупости, что иногда не верится, что она была лучшей. Маленков уже в марте 1953 года, через неделю после смерти Сталина, говорит о необходимости прекратить культ личности, а в газетах печатаются хвалебные статьи о Сталине, потом Сталина выставляют в Мавзолее. Хрущёв читает доклад о культе личности на 20-м съезде, а потом постоянно подчёркивает, что Сталин был великий коммунист и сделал много хорошего. Трусость и непоследовательность Хрущёва понятны: если бы он до конца разоблачил сталинизм, то должен был разоблачить и себя. Повод подумать не только о культе личности, но и о роли личности в истории: кажется, оттепель Маленкова или даже Берии (?) была бы не хуже оттепели Хрущёва.
В книге главный акцент делается на искусстве, особенно на литературе. Поражает эта мелочная опека партии над деятелями искусства. Казалось бы, к 1950-м годам Шостакович, Дейнека, Твардовский в статусе классиков, можно им позволить «шаг вправо — шаг влево», но их постоянно обвиняют в формализме и прочей чепухе. Партия, которая называется КПСС, это уже не та партия интеллигентов, какой была партия большевиков. Теперь во главе её действительно люди из народа, пролетарии, а грубо говоря — жлобы. И эти жлобы поучают Шостаковича, как ему писать музыку, Тарковского — как снимать кино, Любимова — как ставить спектакли. Все эти невероятно глупые истории с запретами книг, из которых на первом месте глупейшая история с «Доктором Живаго». Понятно, что надо было печатать этот роман — после редактуры, на которую автор бы согласился, — и показать всему миру, что в СССР действительно перемены. А уж истории с невинными альманахами «Литературная Москва» и «Тарусские страницы», с романом Дудинцева «Не хлебом единым», с рассказом Яшина «Рычаги» — это просто из пушки по воробьям.
Поскольку главный акцент на искусстве, то многие важные события затронуты мельком. О Карибском кризисе и поездке Хрущёва в США говорится скомкано. О новосибирском Академгородке очень мало, о тартусско-московской семиотике совсем ничего. Нет целины, нет панельного домостроения, нет открытия тюменской нефти. Некоторые лакуны особенно странные: важнейший, хотя и глупейший спор физиков и лириков упомянут один раз.
Литературы перелопачено много, труд затрачен титанический. Иногда выбор источников удивляет. Понятно, что так много цитируется дневник Твардовского — это один из важнейших источников по оттепели, но непонятно, почему так много цитируется дневник второсортного драматурга Гладкова. Вообще такую книгу должен делать не один человек, а десять. Тогда было бы использовано больше источников — например, детские и научно-популярные журналы, провинциальная пресса, дневники и мемуары людей из провинции и т. д. Тогда было бы меньше странных лакун.
*
Посмотрел, конечно, что пишут про Стругацких и Ефремова. В аннотированном именном указателе ни Стругацких, ни Ефремова нет, но в книге они всё-таки упоминаются.
Стругацкие упоминаются на 7 страницах в связи с такими обстоятельствами: публикация «Извне», комментарий Б. Стругацкого к публикации «Туманности Андромеды», публикация «Страны багровых туч», вступление в Союз писателей, публикация «Далёкой Радуги» (почему не «Понедельника», не «Трудно быть богом»?), публикация «Улитки на склоне», в библиографии есть «Комментарии к пройденному» — не полный вариант из собрания сочинений, а сокращённый вариант из отдельного издания (интервью Б. Стругацкого на сайте и переписка Стругацких совсем не используются).
Иван Ефремов упоминается на 3 страницах: журнальная и книжная публикация «Туманности Андромеды», журнальная публикация «Лезвия бритвы». Не стоит говорить, что имена Ариадны Громовой, Сергея Жемайтиса, Кира Булычёва вообще ни разу не упоминаются. Критики из толстых журналов как считали фантастику развлекательным чтивом для детей, так и считают. Как считали Стругацких второстепенными писателями, так и считают.
Для сравнения — какой-нибудь ничтожный Игорь Волгин, стихи которого никто не читал и не читает, упоминается на 8 страницах. Публикация «Трудно быть богом» — это неважное событие, а публикация стихов Волгина — это важное событие. Объяснение тут, видимо, простое: Волгин — друг автора, а со Стругацкими автор не знаком.
*
И. Эренбург. Оттепель. — М., 1954.
Давно хотел прочитать, но вместе с собранием сочинений Эренбурга. Похоже, до собрания сочинений никогда не доберусь, так что прочитал отдельно.
Конечно, в романе изображается альтернативная реальность, далёкая от настоящего СССР — оттепельпанк, как я это называю. Уже наступила утопия, все основные проблемы решены. Осталось только отстранить от руководства одного бюрократа, перевоспитать одного молодого эгоиста, признаться в любви, и всё будет совсем отлично.
Действие происходит в 1954 году, прямо в год публикации: «В последний раз я был у него, когда приезжал из Москвы в пятьдесят первом. Почти три года...». Герои разные, но всё интеллигенция — инженеры, учителя, врачи. Приметы оттепели: у одного героя репрессирован отец, самый идеальный герой — старый большевик и участник гражданской войны, одна героиня — с толстовской фамилией Шерер! — из местечка.
Любовные переживания героев, как у Толстого, Чехова, Бунина. Несколько сюжетных линий: один любовный треугольник и ещё три любовные пары. Главная сюжетная линия — «Анна Каренина» в современных декорациях. «Анна Каренина» прямо упоминается в речи второстепенной героини, а заодно автор оправдывает свой роман: «Я не скажу, что этот роман классически написан, как, например, «Анна Каренина», но он захватывает». (Неожиданно вспоминается спектакль Р. Габриа «Каренин А.», где действие перенесено во времена оттепели.)
Роман не кажется однотемным, затронуты темы труда, творчества, отцов и детей, поисков смысла жизни. Только нет темы дружбы — ни у кого из героев, по сути, нет друзей. Тут автор не предугадал, что дружба станет одной из главных тем в литературе оттепели.
Название, конечно, символично: оттепель вызывает «оттаивание» людей, которые более искренне выражают свои чувства. Вообще перемены в мире природы связаны с переменами в мире людей, как в фольклоре и у Шекспира. Директор-бюрократ, для которого план важнее людей, снят с должности после бури, как будто свален этой бурей.
За что тогда набросились на этот роман? Понятно же, что автор искренне поверил в перемены и решил воспеть их в романе. Надо было автору выдать все премии, опубликовать роман огромным тиражом и показать, что в СССР перемены. Если «Доктор Живаго» действительно отличается своим модернизмом от тогдашней литературы, то «Оттепель» ничем не отличается. Это не тот Эренбург, который когда-то написал «Хулио Хуренито». Это стандартная — за некоторыми исключениями, см. ниже — советская проза, которую высмеял Сорокин в своих рассказах.
В целом, несмотря ни на что, мне понравился роман. Он соответствует формуле «увлекательные истории про хороших людей» — такая литература нравится мне больше всего.
Манера повествования: толстовская манера со всезнающим автором.
Используется приём, когда внутренний монолог не оформляется кавычками, к ужасу учительниц русского языка, и в тексте появляются абзацы от первого лица. Этот приём используется в более радикальной форме, чем у Стругацких, — даже без ремарки «подумал(а) он(а)».
Один раз используется поток сознания в не самой радикальной форме в эпизоде, где один из героев болеет: «Почему Пухов не знает, какими красками писал Леонардо? У Леонардо была большая борода, он был влюблен в Лизу. Есть пруд возле Симонова монастыря, там утопилась Лиза. Другая... А пруда больше нет — Дворец культуры».
Книга издана ещё до правил 1956 года, поэтому пишется: попрежнему, во-время.
С. Чупринин. Оттепель: События. Март 1953 — август 1968 года. — М., 2020.
Подневная хроника событий с множеством цитат из разных источников, от постановлений ЦК КПСС до дневников и мемуаров.
Получается (почти) полная картина оттепели, во всём её блеске и нищете. Это была лучшая эпоха в истории СССР, но в этой эпохе было столько непоследовательности и глупости, что иногда не верится, что она была лучшей. Маленков уже в марте 1953 года, через неделю после смерти Сталина, говорит о необходимости прекратить культ личности, а в газетах печатаются хвалебные статьи о Сталине, потом Сталина выставляют в Мавзолее. Хрущёв читает доклад о культе личности на 20-м съезде, а потом постоянно подчёркивает, что Сталин был великий коммунист и сделал много хорошего. Трусость и непоследовательность Хрущёва понятны: если бы он до конца разоблачил сталинизм, то должен был разоблачить и себя. Повод подумать не только о культе личности, но и о роли личности в истории: кажется, оттепель Маленкова или даже Берии (?) была бы не хуже оттепели Хрущёва.
В книге главный акцент делается на искусстве, особенно на литературе. Поражает эта мелочная опека партии над деятелями искусства. Казалось бы, к 1950-м годам Шостакович, Дейнека, Твардовский в статусе классиков, можно им позволить «шаг вправо — шаг влево», но их постоянно обвиняют в формализме и прочей чепухе. Партия, которая называется КПСС, это уже не та партия интеллигентов, какой была партия большевиков. Теперь во главе её действительно люди из народа, пролетарии, а грубо говоря — жлобы. И эти жлобы поучают Шостаковича, как ему писать музыку, Тарковского — как снимать кино, Любимова — как ставить спектакли. Все эти невероятно глупые истории с запретами книг, из которых на первом месте глупейшая история с «Доктором Живаго». Понятно, что надо было печатать этот роман — после редактуры, на которую автор бы согласился, — и показать всему миру, что в СССР действительно перемены. А уж истории с невинными альманахами «Литературная Москва» и «Тарусские страницы», с романом Дудинцева «Не хлебом единым», с рассказом Яшина «Рычаги» — это просто из пушки по воробьям.
Поскольку главный акцент на искусстве, то многие важные события затронуты мельком. О Карибском кризисе и поездке Хрущёва в США говорится скомкано. О новосибирском Академгородке очень мало, о тартусско-московской семиотике совсем ничего. Нет целины, нет панельного домостроения, нет открытия тюменской нефти. Некоторые лакуны особенно странные: важнейший, хотя и глупейший спор физиков и лириков упомянут один раз.
Литературы перелопачено много, труд затрачен титанический. Иногда выбор источников удивляет. Понятно, что так много цитируется дневник Твардовского — это один из важнейших источников по оттепели, но непонятно, почему так много цитируется дневник второсортного драматурга Гладкова. Вообще такую книгу должен делать не один человек, а десять. Тогда было бы использовано больше источников — например, детские и научно-популярные журналы, провинциальная пресса, дневники и мемуары людей из провинции и т. д. Тогда было бы меньше странных лакун.
*
Посмотрел, конечно, что пишут про Стругацких и Ефремова. В аннотированном именном указателе ни Стругацких, ни Ефремова нет, но в книге они всё-таки упоминаются.
Стругацкие упоминаются на 7 страницах в связи с такими обстоятельствами: публикация «Извне», комментарий Б. Стругацкого к публикации «Туманности Андромеды», публикация «Страны багровых туч», вступление в Союз писателей, публикация «Далёкой Радуги» (почему не «Понедельника», не «Трудно быть богом»?), публикация «Улитки на склоне», в библиографии есть «Комментарии к пройденному» — не полный вариант из собрания сочинений, а сокращённый вариант из отдельного издания (интервью Б. Стругацкого на сайте и переписка Стругацких совсем не используются).
Иван Ефремов упоминается на 3 страницах: журнальная и книжная публикация «Туманности Андромеды», журнальная публикация «Лезвия бритвы». Не стоит говорить, что имена Ариадны Громовой, Сергея Жемайтиса, Кира Булычёва вообще ни разу не упоминаются. Критики из толстых журналов как считали фантастику развлекательным чтивом для детей, так и считают. Как считали Стругацких второстепенными писателями, так и считают.
Для сравнения — какой-нибудь ничтожный Игорь Волгин, стихи которого никто не читал и не читает, упоминается на 8 страницах. Публикация «Трудно быть богом» — это неважное событие, а публикация стихов Волгина — это важное событие. Объяснение тут, видимо, простое: Волгин — друг автора, а со Стругацкими автор не знаком.
*
И. Эренбург. Оттепель. — М., 1954.
Давно хотел прочитать, но вместе с собранием сочинений Эренбурга. Похоже, до собрания сочинений никогда не доберусь, так что прочитал отдельно.
Конечно, в романе изображается альтернативная реальность, далёкая от настоящего СССР — оттепельпанк, как я это называю. Уже наступила утопия, все основные проблемы решены. Осталось только отстранить от руководства одного бюрократа, перевоспитать одного молодого эгоиста, признаться в любви, и всё будет совсем отлично.
Действие происходит в 1954 году, прямо в год публикации: «В последний раз я был у него, когда приезжал из Москвы в пятьдесят первом. Почти три года...». Герои разные, но всё интеллигенция — инженеры, учителя, врачи. Приметы оттепели: у одного героя репрессирован отец, самый идеальный герой — старый большевик и участник гражданской войны, одна героиня — с толстовской фамилией Шерер! — из местечка.
Любовные переживания героев, как у Толстого, Чехова, Бунина. Несколько сюжетных линий: один любовный треугольник и ещё три любовные пары. Главная сюжетная линия — «Анна Каренина» в современных декорациях. «Анна Каренина» прямо упоминается в речи второстепенной героини, а заодно автор оправдывает свой роман: «Я не скажу, что этот роман классически написан, как, например, «Анна Каренина», но он захватывает». (Неожиданно вспоминается спектакль Р. Габриа «Каренин А.», где действие перенесено во времена оттепели.)
Роман не кажется однотемным, затронуты темы труда, творчества, отцов и детей, поисков смысла жизни. Только нет темы дружбы — ни у кого из героев, по сути, нет друзей. Тут автор не предугадал, что дружба станет одной из главных тем в литературе оттепели.
Название, конечно, символично: оттепель вызывает «оттаивание» людей, которые более искренне выражают свои чувства. Вообще перемены в мире природы связаны с переменами в мире людей, как в фольклоре и у Шекспира. Директор-бюрократ, для которого план важнее людей, снят с должности после бури, как будто свален этой бурей.
За что тогда набросились на этот роман? Понятно же, что автор искренне поверил в перемены и решил воспеть их в романе. Надо было автору выдать все премии, опубликовать роман огромным тиражом и показать, что в СССР перемены. Если «Доктор Живаго» действительно отличается своим модернизмом от тогдашней литературы, то «Оттепель» ничем не отличается. Это не тот Эренбург, который когда-то написал «Хулио Хуренито». Это стандартная — за некоторыми исключениями, см. ниже — советская проза, которую высмеял Сорокин в своих рассказах.
В целом, несмотря ни на что, мне понравился роман. Он соответствует формуле «увлекательные истории про хороших людей» — такая литература нравится мне больше всего.
Манера повествования: толстовская манера со всезнающим автором.
Используется приём, когда внутренний монолог не оформляется кавычками, к ужасу учительниц русского языка, и в тексте появляются абзацы от первого лица. Этот приём используется в более радикальной форме, чем у Стругацких, — даже без ремарки «подумал(а) он(а)».
Один раз используется поток сознания в не самой радикальной форме в эпизоде, где один из героев болеет: «Почему Пухов не знает, какими красками писал Леонардо? У Леонардо была большая борода, он был влюблен в Лизу. Есть пруд возле Симонова монастыря, там утопилась Лиза. Другая... А пруда больше нет — Дворец культуры».
Книга издана ещё до правил 1956 года, поэтому пишется: попрежнему, во-время.
«— Книга, может быть, и плохая, но волнует. Там, в частности, описана несчастная любовь. (...) Книга задела больное место — люди слишком часто говорят одно, а в личной жизни поступают иначе. Читатели стосковались по таким книгам» (с. 29).