![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Шарлотта Бронте
Sep. 13th, 2020 04:12 pmШ. Бронте. Джейн Эйр. Стихотворения. -- М., 1990. -- (Сёстры Бронте).
«Джейн Эйр» — отличный роман. Сочетание реализма и романтизма. С одной стороны, психологизм, социальная критика. С другой стороны, тайны, случайные совпадения, неожиданные повороты, оссиановские пейзажи, демонический герой.
Джейн Эйр — живая героиня, притом положительная, а положительную героиню труднее сделать живой. В литературе 18-го и начала 19-го веков положительные героини — это, в основном, неинтересные идеальные героини, добродетельные красотки-пустышки. Более интересны отрицательные героини, как Бекки Шарп у Теккерея. Джейн Эйр — живая, потому что не идеальная. Она добродетельная, но не самая добродетельная героиня романа. Там есть её подруга, христианская мученица, и героический миссионер, апостол язычников. Джейн Эйр — не пустышка, она остроумная, рассудительная, решительная и независимая. Конечно, не обошлось без толики Мэри Сью: Джейн слишком смелая, слишком проницательная. Хотя она не красотка, — это подчёркивается с первых до последних страниц, — но она последовательно отбивает двух мужчин у двух красоток. Но дело как раз в том, что эти красотки — пустышки, глупые, скучные, простые. А мужчины — непростые, поэтому выбирают непростую Джейн Эйр. Для оживления героини помогает, что это рассказ от первого лица, и читатель видит все её сомнения и самокопания.
Рочестер — демонический герой, сначала кажется, что слишком демонический для такого романа. Жена Рочестера — безумная креолка: тут и стигматизация психически больных, и расизм, что не красит авторессу.
«Джейн Эйр» — отличный роман. Сочетание реализма и романтизма. С одной стороны, психологизм, социальная критика. С другой стороны, тайны, случайные совпадения, неожиданные повороты, оссиановские пейзажи, демонический герой.
Джейн Эйр — живая героиня, притом положительная, а положительную героиню труднее сделать живой. В литературе 18-го и начала 19-го веков положительные героини — это, в основном, неинтересные идеальные героини, добродетельные красотки-пустышки. Более интересны отрицательные героини, как Бекки Шарп у Теккерея. Джейн Эйр — живая, потому что не идеальная. Она добродетельная, но не самая добродетельная героиня романа. Там есть её подруга, христианская мученица, и героический миссионер, апостол язычников. Джейн Эйр — не пустышка, она остроумная, рассудительная, решительная и независимая. Конечно, не обошлось без толики Мэри Сью: Джейн слишком смелая, слишком проницательная. Хотя она не красотка, — это подчёркивается с первых до последних страниц, — но она последовательно отбивает двух мужчин у двух красоток. Но дело как раз в том, что эти красотки — пустышки, глупые, скучные, простые. А мужчины — непростые, поэтому выбирают непростую Джейн Эйр. Для оживления героини помогает, что это рассказ от первого лица, и читатель видит все её сомнения и самокопания.
Рочестер — демонический герой, сначала кажется, что слишком демонический для такого романа. Жена Рочестера — безумная креолка: тут и стигматизация психически больных, и расизм, что не красит авторессу.
«Пригоревшая овсянка почти так же отвратительна, как гнилая картошка; даже голод отступает перед ней» (с. 55).
«Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой. Миллионы людей обречены на еще более однообразное существование, чем то, которое выпало на мою долю, — и миллионы безмолвно против него бунтуют. Никто не знает, сколько мятежей — помимо политических — зреет в недрах обыденной жизни. Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение. Неразумно порицать или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол» (с. 113-114).
«— Я не думаю, сэр, чтобы вы имели право приказывать мне лишь потому, что вы старше меня, или потому, что лучше знаете жизнь. Ваши притязания на превосходство могут основываться только на том, какие вы извлекли уроки из жизни и вашего опыта» (с. 136).
«Мне всегда доставляло удовольствие уступать власти — если эта власть была разумной — и подчиняться твердой воле тогда, когда мне позволяли совесть и собственное достоинство» (с. 328).
«Ведь в конце-то концов крестьяне какой из стран Европы по грамотности, достойным манерам и уважению к себе могут сравниться с английскими? После я видела и французских крестьянок, и немецких, но даже лучшие среди них казались мне невежественными, неотесанными и тупыми в сравнении с моими мортоновскими ученицами» (с. 370).
«Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой. Миллионы людей обречены на еще более однообразное существование, чем то, которое выпало на мою долю, — и миллионы безмолвно против него бунтуют. Никто не знает, сколько мятежей — помимо политических — зреет в недрах обыденной жизни. Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение. Неразумно порицать или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол» (с. 113-114).
«— Я не думаю, сэр, чтобы вы имели право приказывать мне лишь потому, что вы старше меня, или потому, что лучше знаете жизнь. Ваши притязания на превосходство могут основываться только на том, какие вы извлекли уроки из жизни и вашего опыта» (с. 136).
«Мне всегда доставляло удовольствие уступать власти — если эта власть была разумной — и подчиняться твердой воле тогда, когда мне позволяли совесть и собственное достоинство» (с. 328).
«Ведь в конце-то концов крестьяне какой из стран Европы по грамотности, достойным манерам и уважению к себе могут сравниться с английскими? После я видела и французских крестьянок, и немецких, но даже лучшие среди них казались мне невежественными, неотесанными и тупыми в сравнении с моими мортоновскими ученицами» (с. 370).