Э. Золя. Тереза Ракен. Жерминаль. -- М., 1975. -- (Библиотека всемирной литературы).
«Тереза Ракен» — отличный роман. Эротический триллер, как «Манон Леско», «Кармен» и «Леди Макбет Мценского уезда», но без всякого сочувствия к персонажам. Это просто животные, как автор и пишет в предисловии. Не описание психологии, а описание инстинктов.
«Жерминаль» — тоже отличный роман. Иллюстрация к «Манифесту Коммунистической партии» — о труде как проклятии, о капитале, о революции. Несмотря на поражение революции и общую мрачность, концовка оптимистическая, недаром название в честь первого весеннего месяца революционного календаря.
В первом романе показана скотская жизнь буржуа без всякого сочувствия. Во втором романе показана такая же скотская жизнь пролетариев, но с большим сочувствием с самого начала. У пролетариев есть уважительная причина — они занимаются тяжёлым физическим трудом. Когда герои-буржуа пытаются самосовершенствоваться — один читает умные книги, другой хочет стать художником, — то автор их высмеивает. Буржуа не имеют права на самосовершенствование. У пролетариев есть только один способ самосовершенствования — через революцию. У буржуа и этого нет. Они должны подохнуть в таком же скотстве, в каком жили.
Французские писатели-натуралисты (Гонкуры, Золя, в некоторой степени Флобер) в своём отношении к человеку, кажется, прямые предшественники Шаламова. Чтобы показать, что человек — это всего лишь животное, вовсе не нужно сталинского лагеря. Достаточно честного описания «обычной жизни».
«Тереза Ракен» — отличный роман. Эротический триллер, как «Манон Леско», «Кармен» и «Леди Макбет Мценского уезда», но без всякого сочувствия к персонажам. Это просто животные, как автор и пишет в предисловии. Не описание психологии, а описание инстинктов.
«Сердце ее теперь было совершенно опустошено. Она пережила крушение всех своих чувств, и это сломило ее. Вся жизнь ее пошла насмарку, все ее привязанности, ее доброта, ее самоотверженность — все было грубо ниспровергнуто и попрано. Она прожила жизнь, посвященную любви и ласке, а в последние часы, когда она уже готовилась унести в могилу веру в тихие радости земного существования, чей-то голос крикнул ей, что все — ложь, все — преступление. Завеса разорвалась, и вместо любви и дружбы предстало страшное зрелище крови и позора. Она бросила бы хулу самому создателю, если бы могла говорить. Бог обманывал ее более шестидесяти лет, он обращался с ней как с послушной, примерной девочкой и тешил ее лживыми картинами безмятежной радости. Она так и оставалась ребенком, который простодушно верит в разные бредни и не видит действительной жизни, влачащейся в кровавой грязи страстей. Бог оказался нехорошим; он должен был либо сказать ей правду раньше, либо позволить ей унести в иной мир нетронутыми ее простодушие и все иллюзии. Теперь ей оставалось только умереть, разуверившись и в любви, и в дружбе, и в самопожертвовании. Нет ничего, кроме похоти и кровопролития!» (с. 152)
«Жерминаль» — тоже отличный роман. Иллюстрация к «Манифесту Коммунистической партии» — о труде как проклятии, о капитале, о революции. Несмотря на поражение революции и общую мрачность, концовка оптимистическая, недаром название в честь первого весеннего месяца революционного календаря.
«Он ненавидел водку, как только может ее ненавидеть потомок многих поколений пьяниц, человек, у которого наследственность, полученная от предков, пропитанных и сведенных с ума алкоголем, явилась для организма таким тлетворным началом, что малейшая капля спиртного становится для него ядом» (с. 222-223).
В первом романе показана скотская жизнь буржуа без всякого сочувствия. Во втором романе показана такая же скотская жизнь пролетариев, но с большим сочувствием с самого начала. У пролетариев есть уважительная причина — они занимаются тяжёлым физическим трудом. Когда герои-буржуа пытаются самосовершенствоваться — один читает умные книги, другой хочет стать художником, — то автор их высмеивает. Буржуа не имеют права на самосовершенствование. У пролетариев есть только один способ самосовершенствования — через революцию. У буржуа и этого нет. Они должны подохнуть в таком же скотстве, в каком жили.
Французские писатели-натуралисты (Гонкуры, Золя, в некоторой степени Флобер) в своём отношении к человеку, кажется, прямые предшественники Шаламова. Чтобы показать, что человек — это всего лишь животное, вовсе не нужно сталинского лагеря. Достаточно честного описания «обычной жизни».