![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Х. К. Андерсен. Сказки. Истории. -- М., 1973. -- (Библиотека всемирной литературы).
В далёком детстве пытался читать Андерсена и бросил, так было тоскливо, невесело, «несказочно». Теперь совсем другие впечатления. Понятно, что это сказки не для детей, уж точно не для самых маленьких детей. Это романтические рассказы для взрослых, ближе к Гофману или По. Никакой тоски в них нет. Наоборот, в них больше оптимизма, чем пессимизма. Лирическо-ироническая интонация. Постоянная сатира на знатных, богатых, глупых и хвастливых. В рассказах «Муза нового века», «Великий морской змей», «Вен и Глен» хвала современности, науке и технике, как в стихах Уитмена. Отличный писатель, а я сначала даже не хотел включать его в план чтения.
В далёком детстве пытался читать Андерсена и бросил, так было тоскливо, невесело, «несказочно». Теперь совсем другие впечатления. Понятно, что это сказки не для детей, уж точно не для самых маленьких детей. Это романтические рассказы для взрослых, ближе к Гофману или По. Никакой тоски в них нет. Наоборот, в них больше оптимизма, чем пессимизма. Лирическо-ироническая интонация. Постоянная сатира на знатных, богатых, глупых и хвастливых. В рассказах «Муза нового века», «Великий морской змей», «Вен и Глен» хвала современности, науке и технике, как в стихах Уитмена. Отличный писатель, а я сначала даже не хотел включать его в план чтения.
«Солдат так полюбил принцессу, что даже готов был стать принцем, лишь бы ему жениться на ней» («Огниво», с. 25).
«Дело в том, что больницу отделяет от улицы довольно высокая решетка из толстых железных прутьев. Прутья эти расставлены так редко, что многие практиканты, если только они худощавы, ухитряются протиснуться между ними, когда в неурочный час хотят выбраться в город. Трудней всего им просунуть голову, так что и в этом случае, как, впрочем, нередко бывает в жизни, большеголовым приходилось туго...» («Калоши счастья», с. 122)
«Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, притом — лучшею его половиной. Утенку же казалось, что можно на этот счет быть и другого мнения» («Гадкий утёнок», с. 157).
«— Хотела бы я знать, — сказала другая [лягушка], — нашла ли где-нибудь ласточка, что летает так далеко, лучший климат, чем у нас? Этакие дожди, сырость — чудо! Право, словно сидишь в сырой канаве! Кто не радуется такой погоде, тот не сын своего отечества!» («Навозный жук», с. 311)
«Будь благословенно ты, новое время! Мы ждем тебя, как новое лето! Согрей своим теплом наши озябшие сердца! и пусть быстро промелькнут на твоем ясном небе мрачные тени воспоминаний о былых суровых, жестоких эпохах!» («Епископ Бёрглумский и его свояк», с. 344)
«Дело в том, что больницу отделяет от улицы довольно высокая решетка из толстых железных прутьев. Прутья эти расставлены так редко, что многие практиканты, если только они худощавы, ухитряются протиснуться между ними, когда в неурочный час хотят выбраться в город. Трудней всего им просунуть голову, так что и в этом случае, как, впрочем, нередко бывает в жизни, большеголовым приходилось туго...» («Калоши счастья», с. 122)
«Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, притом — лучшею его половиной. Утенку же казалось, что можно на этот счет быть и другого мнения» («Гадкий утёнок», с. 157).
«— Хотела бы я знать, — сказала другая [лягушка], — нашла ли где-нибудь ласточка, что летает так далеко, лучший климат, чем у нас? Этакие дожди, сырость — чудо! Право, словно сидишь в сырой канаве! Кто не радуется такой погоде, тот не сын своего отечества!» («Навозный жук», с. 311)
«Будь благословенно ты, новое время! Мы ждем тебя, как новое лето! Согрей своим теплом наши озябшие сердца! и пусть быстро промелькнут на твоем ясном небе мрачные тени воспоминаний о былых суровых, жестоких эпохах!» («Епископ Бёрглумский и его свояк», с. 344)