Секреты жанра

«…как правило, мистические новеллы Бирса построены на эффекте неопределенности, который По считал важнейшим для поэзии и романтической прозы.

Прежде всего они допускают двоякое, а то и множественное толкование событий, как, например, рассказ «Проклятая тварь», построенный в форме отчета о дознании по факту ужасной смерти. В нем приведены различные свидетельства: рассказ журналиста, который можно толковать по-разному, мнения понятых, простых фермеров и дровосеков, которые считают свидетеля просто сумасшедшим, а причину смерти Моргана объясняют нападением горного льва, и, наконец, здесь есть «объяснение из могилы» — выдержки из записной книжки убитого, предлагающего вполне рационалистическое решение основной загадки новеллы — что за существо его преследовало и растерзало: «Человеческий глаз — несовершенный инструмент... есть цвета, которые мы не способны видеть... Проклятая тварь как раз такого цвета» (14; с. 270). Вернувшись к исходному свидетельству журналиста, читатель может понять его и так, что покойник погиб от клыков собственной собаки, случайно им раненной. Однако финал не приносит никакого окончательного объяснения, он подчеркнуто неясен и оставляет тайну нераскрытой.

Мистический рассказ Бирса, таким образом, представляет собой своего рода антипод и опровержение детективного жанра, тогда входившего в моду. Следователь, с описания которого начинается «Проклятая тварь», так и не высказывает собственного суждения. Рассказ построен на эффекте несбывшегося ожидания: разгадки таинственной смерти в нем нет.

<…>

Будучи опытным журналистом и литератором, Бирс нередко создавал жанровые шаблоны, облегчая себе творческий труд. В композиции его психологической и военной новеллы легко просматривается четырехчастная форма: экспозиция, где обозначено место и время действия и самая суть конфликта, ретроспекция, которая содержит объяснение и завязку действия, третью часть составляет драматическая коллизия, развернутая в одном-двух эпизодах, в ней конфликт достигает своей кульминации, после чего следует ударная концовка, нередко двойная, когда друг за другом идут ложный и истинный или же оттянутый финал. Многие его рассказы просто делятся на четыре главки, («Страж мертвеца», «Человек и змея» и многие другие), чем обнажают простую схему. Так же строится обычно и военная новелла, разве что в ней чаще возможны небольшие вариации, как, например, в рассказе «Случай на передовой», где завязка предшествует экспозиции, так что ретроспекция отсутствует, но отступления от раз установленного канона достаточно редки.

Техника сюжетостроения Бирса включает такие приемы, как поразительное совпадение и дополняющее его умолчание, которые и обеспечивают эффектный финал. В «Страже мертвеца» это внешнее сходство испытуемого и притворившегося трупом испытателя; во «Всаднике в небе» сын убивает своего отца, но читатель узнает об этом лишь в самом конце рассказа. Любит Бирс и ретардацию, которая обычно содержит живописную сцену, усиливающую основной эффект рассказа. Такова потрясающая картина всадника, летящего со скалы, увиденная случайным свидетелем; она не включена в развитие действия и вместе с тем готовит впечатляющую развязку. Ту же роль играют поиски убитого в «Пересмешнике» и мнимый путь домой в рассказе «Случай на мосту через Совиный ручей», где совмещены ретардация и умолчание, а завершается все испытанным эффектом обманутого ожидания».

П. В. Балдицын. Новеллистика Амброза Бирса / История литературы США. Том IV. – М.: ИМЛИ РАН, 2003. – С. 576, 578.

"Превращать родителей в Учителей"

Из апрельских ответов Бориса Стругацкого (упомянутая в вопросах Теория и ВТВ - это Высокая Теория Воспитания):

"Теория не имеет места быть по ряду известных причин, но, как таковая, она людям нужна и в какой-то мере даже неизбежна, получается, что рано или поздно что-то, да и вылупится. Вопрос только, в каком виде это будет. Взвешивая все «за» и «против» – «против», конечно, перевесит. К примеру, добровольная сдача детей в интернат, бр-р... На мой взгляд, в свете каких-нибудь образовательных реформ, эдакой повальной борьбы с неграмотностью в каждую семью в обязательном порядке будут введены какие-нибудь роботы-обучалки, задача которых – подсказать родителям, где надо. Эдакие Учителя, действующие руками родителей. И это будет обязательным дополнением к каждой семье. По всему миру. Под строгим надзором властей. С обязательной уголовной ответственностью за уклонение. Воспитывать детей будут непосредственно отец и мать, но с участием «единого информационного центра», включающего в себя и весь опыт педагогики, и все методики выявления гл. таланта и пр. пр. пр., чего даже представить сложно. Это не будет ВТВ в полном смысле, но будет максимально приближенным вариантом... Тема для повести!
Виктор

Вполне разумное предложение. Дело «всего лишь» за роботами-обучалками. Боюсь, создание такого робота – задача высшей категории сложности. Слишком высокой. Не потянуть. Мне приходилось слышать предложения, кажущиеся более реалистичными: превращать родителей в Учителей. Спецкурсы, особые методики подготовки, «сверх-учителя» в качестве преподавателей... Проблему необходимости ненавистных интернатов такая система решала бы полностью. К сожалению, Учитель – это особый талант, данный далеко не каждому, особенный «божий дар», штучный товар в социуме, один на сто, один на тысячу, – самый хороший родитель будет, как правило, плохим, от силы – средним Учителем. Не знаю, чем это обстоятельство можно скомпенсировать. Хотя идея – хороша!

Нововведение, а особенно социального масштаба, начинается с эксперимента. Таким образом и введение ВТВ тоже будет начинаться с эксперимента или же само станет экспериментом. Экспериментом над социумом. НО, с другой стороны, одной из основных идей ГО, как мне кажется, недопустимость экспериментирования над социумом, его использования в качестве лабораторных мышей. Возможно, мои выводы неправильны, но как быть с этой нестыковкой?
Роман Мартыненко

Боюсь, это вопрос в значительной степени терминологический. Что есть «эксперимент»? И что есть «эксперимент над социумом»? Всегда ли это – использование человеческих существ, как лабораторных мышей? Добровольцы, которые за деньги или из чистого энтузиазма участвуют в программах испытания и совершенствования новых медицинских препаратов, – лабораторные мыши? Доктор Петенкофер, в азарте спора с Пастером выпивший настой холерного вибриона, – лабораторная мышь? Гагарин – лабораторная мышь? Ой, вряд ли! И вовсе ГО не содержит идеи недопустимости эксперимента над социумом. Там эта идея вообще не обсуждается. И знаете почему? Потому что никто во Вселенной не может запретить человечеству экспериментировать над самим собой. А что есть прогресс? Титанический эксперимент, поставленный природой, не имеющий ни автора, ни цели, ни плана. (Если вы религиозны, автор обнаруживается, правда, но и цель, и план остаются непроницаемой тайной.) Поэтому никакой эксперимент, поставленный человеком, не может считаться аморальным, если совершается во благо его. Здесь нет никакой «нестыковки». Во всяком случае, я ее – не вижу".