![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dzatochnikХоакин Миллер (1837-1913) - американский поэт. Искал золото в Калифорнии, жил среди индейцев, сидел в тюрьме за конокрадство. Прославился в Англии как "Поэт Сьерры" и "Байрон из Орегона", поразив прерафаэлитов ковбойской шляпой и красной рубахой. Ныне забыт. Однако стихотворение про Христофора Колумба включается во многие антологии и, как пишет Британника, знакомо миллионам американских школьников.
Перевёл его ради эксперимента. В оригинале четырёхстопный ямб с перекрёстными рифмами. С размером я справился, а вот с рифмами нет - получился почти везде белый стих (только рефрен рифмуется).
[Дополнение от 17 февраля 2025 года. Продолжение эксперимента через почти тринадцать лет. Решил проверить, смогу ли я теперь перевести это стихотворение с сохранением рифмы. Оказалось, смог. Сохранил даже пропуск ударения на последнем сильном месте во второй строке: Hercules — seas; Геракловы — мертвы. (Характерная особенность английской силлабо-тоники, которая исчезает в русских переводах. См. известную книгу М. Гаспарова.) Конечно, не обошлось без отсебятины. Пустой романтический треск можно заменить другим пустым романтическим треском без ущерба для смысла. Новый пост с этим переводом делать не буду — он будет выглядеть как посвящение новому президенту США.
Columbus
Behind him lay the gray Azores,
Behind the Gates of Hercules;
Before him not the ghost of shores,
Before him only shoreless seas.
The good mate said: "Now must we pray,
For lo! the very stars are gone;
Brave Adm'r'l speak; what shall I say?"
"Why say: 'Sail on! sail on! and on!'"
"My men grow mutinous day by day;
My men grow ghastly wan and weak."
The stout mate thought of home; a spray
Of salt wave washed his swarthy cheek.
"What shall I say, brave Adm'r'l, say,
If we sight naught but seas at dawn?"
"Why, you shall say, at break of day:
'Sail on! sail on! sail on! and on!'"
They sailed and sailed, as winds might blow,
Until at last the blanched mate said:
"Why, now not even God would know
Should I and all my men fall dead.
These very winds forget their way,
For God from these dread seas is gone.
Now speak, brave Adm'r'l, and say——"
He said: "Sail on! sail on! and on!"
They sailed. They sailed. Then spake his mate:
"This mad sea shows his teeth tonight,
He curls his lip, he lies in wait,
He lifts his teeth as if to bite!
Brave Adm'r'l, say but one word:
What shall we do when hope is gone?"
The words leaped as a leaping sword:
"Sail on! sail on! sail on! and on!"
Then pale and worn, he paced his deck,
And peered through darkness. Ah, that night
Of all dark nights! And then a speck—
A light! A light! At past a light!
It grew, a star-lit flag unfurled!
It grew to be Time's burst of dawn.
He gained a world; he gave that world
Its grandest lesson: "On! sail on!"
Behind him lay the gray Azores,
Behind the Gates of Hercules;
Before him not the ghost of shores,
Before him only shoreless seas.
The good mate said: "Now must we pray,
For lo! the very stars are gone;
Brave Adm'r'l speak; what shall I say?"
"Why say: 'Sail on! sail on! and on!'"
"My men grow mutinous day by day;
My men grow ghastly wan and weak."
The stout mate thought of home; a spray
Of salt wave washed his swarthy cheek.
"What shall I say, brave Adm'r'l, say,
If we sight naught but seas at dawn?"
"Why, you shall say, at break of day:
'Sail on! sail on! sail on! and on!'"
They sailed and sailed, as winds might blow,
Until at last the blanched mate said:
"Why, now not even God would know
Should I and all my men fall dead.
These very winds forget their way,
For God from these dread seas is gone.
Now speak, brave Adm'r'l, and say——"
He said: "Sail on! sail on! and on!"
They sailed. They sailed. Then spake his mate:
"This mad sea shows his teeth tonight,
He curls his lip, he lies in wait,
He lifts his teeth as if to bite!
Brave Adm'r'l, say but one word:
What shall we do when hope is gone?"
The words leaped as a leaping sword:
"Sail on! sail on! sail on! and on!"
Then pale and worn, he paced his deck,
And peered through darkness. Ah, that night
Of all dark nights! And then a speck—
A light! A light! At past a light!
It grew, a star-lit flag unfurled!
It grew to be Time's burst of dawn.
He gained a world; he gave that world
Its grandest lesson: "On! sail on!"
Перевёл его ради эксперимента. В оригинале четырёхстопный ямб с перекрёстными рифмами. С размером я справился, а вот с рифмами нет - получился почти везде белый стих (только рефрен рифмуется).
Колумб
За ним туманные Азоры,
За ним Геракловы столпы.
А перед ним ни тени брега,
Одни безбрежные моря.
И штурман говорит: «Смотрите
На небо. Звёзд не видно в нём.
Храбрейший адмирал, ответьте».
«Отвечу так: плывём, плывём!»
«Матросы скоро возмутятся,
Матросы слабнут и болеют».
Все мысли штурмана – о доме,
И соль морская на лице.
«Храбрейший адмирал, что должен
Сказать, когда вода кругом?»
«Должны сказать вы на рассвете:
Плывём, плывём, плывём, плывём!»
Они плывут под парусами.
И говорит поникший штурман:
«Сейчас сам бог не знает точно,
Останемся ли мы в живых.
Здесь даже ветры заблудились.
Напрасно бога мы зовём.
Храбрейший адмирал, скажите…»
«Скажу: плывём, плывём, плывём!»
Они плывут, плывут. Вновь штурман:
«Как море ночью скалит зубы!
Оно кривит свой рот в усмешке.
Оно нас схватит и проглотит.
Храбрейший адмирал, что делать?
Надежды нет. Так что мы ждём?»
Сверкает слово, будто шпага:
«Плывём, плывём, плывём, плывём!»
На палубу ступает, бледный,
И смотрит он во тьму ночную,
Темнее всех ночей. Но вдруг…
Неужто свет? И вправду – свет!
Он звёздным флагом развернётся,
Глася о времени ином.
Вот новый мир. И вот великий
Урок: плывём, плывём, плывём!
За ним туманные Азоры,
За ним Геракловы столпы.
А перед ним ни тени брега,
Одни безбрежные моря.
И штурман говорит: «Смотрите
На небо. Звёзд не видно в нём.
Храбрейший адмирал, ответьте».
«Отвечу так: плывём, плывём!»
«Матросы скоро возмутятся,
Матросы слабнут и болеют».
Все мысли штурмана – о доме,
И соль морская на лице.
«Храбрейший адмирал, что должен
Сказать, когда вода кругом?»
«Должны сказать вы на рассвете:
Плывём, плывём, плывём, плывём!»
Они плывут под парусами.
И говорит поникший штурман:
«Сейчас сам бог не знает точно,
Останемся ли мы в живых.
Здесь даже ветры заблудились.
Напрасно бога мы зовём.
Храбрейший адмирал, скажите…»
«Скажу: плывём, плывём, плывём!»
Они плывут, плывут. Вновь штурман:
«Как море ночью скалит зубы!
Оно кривит свой рот в усмешке.
Оно нас схватит и проглотит.
Храбрейший адмирал, что делать?
Надежды нет. Так что мы ждём?»
Сверкает слово, будто шпага:
«Плывём, плывём, плывём, плывём!»
На палубу ступает, бледный,
И смотрит он во тьму ночную,
Темнее всех ночей. Но вдруг…
Неужто свет? И вправду – свет!
Он звёздным флагом развернётся,
Глася о времени ином.
Вот новый мир. И вот великий
Урок: плывём, плывём, плывём!
[Дополнение от 17 февраля 2025 года. Продолжение эксперимента через почти тринадцать лет. Решил проверить, смогу ли я теперь перевести это стихотворение с сохранением рифмы. Оказалось, смог. Сохранил даже пропуск ударения на последнем сильном месте во второй строке: Hercules — seas; Геракловы — мертвы. (Характерная особенность английской силлабо-тоники, которая исчезает в русских переводах. См. известную книгу М. Гаспарова.) Конечно, не обошлось без отсебятины. Пустой романтический треск можно заменить другим пустым романтическим треском без ущерба для смысла. Новый пост с этим переводом делать не буду — он будет выглядеть как посвящение новому президенту США.
Колумб
За ним лежит туман Азор,
За ним Врата Геракловы;
Пред ним ни суши, лишь простор,
Пред ним моря, моря мертвы.
Вот штурман: «Небо умолять
Осталось, звёзд не видно в нём;
Мой адмирал, что мне сказать?»
«Скажите так: плывём! плывём!»
«Готовы люди бунтовать;
Они слабы, бледны, как страх».
Домой так хочется опять,
И соль морская на щеках.
«Мой адмирал, прошу сказать,
Что делать, коль вода кругом?»
«Скажите, как начнёт светать:
Плывём! плывём! плывём! плывём!»
Они плывут, хвала ветрам,
Поникший штурман не утих:
«Сейчас и бог не знает сам,
Останемся ли мы в живых.
Здесь может ветер заплутать,
Напрасно бога мы зовём.
Мой адмирал, ну что сказать...»
Сказал: «Плывём! плывём! плывём!»
Плывут. И штурман говорит:
«Нас море злобное пожрёт,
В усмешке рот оно кривит,
Оно рычит, оно ревёт!
Одно лишь слово, адмирал:
Надежды нет, так что мы ждём?»
Слова сверкают, как кинжал:
«Плывём! плывём! плывём! плывём!»
Шагает он, вокруг темно,
Глядит во тьму, ни искры нет,
Такая ночь! Но вдруг пятно...
Ведь это свет! И точно — свет!
Растёт он, вырос флаг из звёзд,
Глася о времени ином.
Достигнут Новый мир; и прост,
И так велик урок: «Плывём!»]
За ним лежит туман Азор,
За ним Врата Геракловы;
Пред ним ни суши, лишь простор,
Пред ним моря, моря мертвы.
Вот штурман: «Небо умолять
Осталось, звёзд не видно в нём;
Мой адмирал, что мне сказать?»
«Скажите так: плывём! плывём!»
«Готовы люди бунтовать;
Они слабы, бледны, как страх».
Домой так хочется опять,
И соль морская на щеках.
«Мой адмирал, прошу сказать,
Что делать, коль вода кругом?»
«Скажите, как начнёт светать:
Плывём! плывём! плывём! плывём!»
Они плывут, хвала ветрам,
Поникший штурман не утих:
«Сейчас и бог не знает сам,
Останемся ли мы в живых.
Здесь может ветер заплутать,
Напрасно бога мы зовём.
Мой адмирал, ну что сказать...»
Сказал: «Плывём! плывём! плывём!»
Плывут. И штурман говорит:
«Нас море злобное пожрёт,
В усмешке рот оно кривит,
Оно рычит, оно ревёт!
Одно лишь слово, адмирал:
Надежды нет, так что мы ждём?»
Слова сверкают, как кинжал:
«Плывём! плывём! плывём! плывём!»
Шагает он, вокруг темно,
Глядит во тьму, ни искры нет,
Такая ночь! Но вдруг пятно...
Ведь это свет! И точно — свет!
Растёт он, вырос флаг из звёзд,
Глася о времени ином.
Достигнут Новый мир; и прост,
И так велик урок: «Плывём!»]