NB (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
dzatochnik) wrote2025-02-10 07:30 pm
dzatochnik) wrote2025-02-10 07:30 pm
Entry tags:
Мои переводы: чувашское стихотворение Геннадия Айги
Несколько раз пытался читать стихи самого известного чувашского поэта Геннадия Айги — русские стихи, конечно. Люблю авангардистов, но и тех, настоящих авангардистов начала века читать в большом количестве не могу. От авангардизма Айги, честно признаюсь, я не прихожу в восторг. Не понимаю, что в нём такого особенного. Может быть, я просто недалёкий.
Когда я начал учить чувашский язык, то сразу же наткнулся на стихотворение Айги «Пуйӑссем» («Поезда»; 1957)*. Стихотворение довольно традиционное, размер такой же, как в трагически-ностальгическом стихотворении Мандельштама «Я вернулся в мой город, знакомый до слёз...» У Айги, несмотря на долю ностальгических воспоминаний о деревне в финале, настроение оптимистическое. Молодой человек едет куда-то на поезде, видит огромный прекрасный мир, впереди у него вся жизнь. Ничего чувашского в стихотворении нет, в нём нет и ничего специфически российского. Оно космополитичное, оттепельное, шестидесятническое. Недаром там упоминается иностранный поэт — один из любимых поэтов автора. Забавно упоминание Пимена из «Бориса Годунова» (по-моему, не самый удачный образ, мне он мешает).
Это стихотворение в одном ряду с ранними повестями Стругацких и Аксёнова, фильмами по сценариям Шпаликова, бардовскими песнями Визбора и Городницкого, картинами «сурового стиля». (Впрочем, лучшей иллюстрацией была бы какая-нибудь «железнодорожная» картина художника предыдущего поколения — Георгия Нисского.) Хотя оно не ностальгическое для автора, но, как и другие примеры оттепельного искусства, вызывает во мне странную квази-ностальгию по тому, чего у меня не было. По бурной молодости, по странствиям, по дружбе.
Вот оригинал и мой буквальный перевод:
На русский язык стихотворение перевела Белла Ахмадулина (1961). По-моему, как иногда бывает с переводами, перевод не получился, а получилось русское стихотворение по мотивам оригинального стихотворения, вариация на тему. Это очень хорошее стихотворение, а строка «О, тоска по железу железных дорог!» — просто отличная. Только в оригинале такой строки нет, а похожая строка стоит в начале первой, а не четвёртой строфы.
Сам Айги тоже создал русскую вариацию на тему собственного стихотворения — в духе своих русских авангардистских стихов (1975). Как в случае с остальными русскими стихами Айги, я не понимаю, что тут такого особенного.
Перечитывал стихотворение и вдруг решил попробовать сделать как можно более точный перевод. Сохранить размер, типы рифмы, схему рифмовки, анжамбманы и прочие формальные особенности. В содержании тоже пытался обойтись без отсебятины, хотя ради размера и рифмы кое-что пришлось убавить, кое-что добавить. Впервые в жизни сделал художественный перевод стихотворения, и очень доволен.
Комментарии к переводу
Строфа 1. В оригинале во всех строках точные рифмы. В переводе они сохранены.
Строка 1. В оригинале: «Эй, тоска». Эй — в чувашском языке звательная частица (по словарю Ашмарина), используется при обращении, в том числе к богу. В поэме К. Иванова «Нарспи» героиня так обращается к отцу и матери, к богам, к своей душе. Русское «эй» здесь будет звучать грубо, залихватски. Может быть, я не прав. Вместо «по дорогам тоска» в первом варианте было: «путевая тоска». Удалось сохранить анжамбман: «Вспоминаю // те слова».
Строка 2. Никак не удалось сохранить «чешского поэта». Если бы это был, например, словацкий поэт, то можно было бы написать: «Что сказал Иржи Волькер, словацкий поэт». Были варианты: «Что по-чешски (или: на чешском) сказал Иржи Волькер, поэт»; «Что сказал Иржи Волькер, моравский поэт» (он действительно родился в исторической области Моравия).
Строка 3. Первый вариант: «Поезда, ваш я слышу призыв и привет!» «Привет» добавлен только ради размера и рифмы.
Строка 4. В оригинале: «в моей памяти» — то же самое слово, что в строке 4 строфы 2. В конце строки в оригинале: труднопереводимый глагол «тинкер» — напряжённо, внимательно всматриваться, вслушиваться, вникать.
Строка 5. Упоминание семафора нужно было сохранить в любом случае. Удалось сохранить только в виде прилагательного.
Строфа 2. В оригинале в строках 2, 3, 5 точные рифмы, в строках 1 и 4 усечённая. В переводе и те, и другие сохранены. Точные рифмы в переводе получились слишком банальные: когда — тогда — о да. За «о да» особенно неловко. Усечённые рифмы в переводе получились неточными: атӑ — тухатӑп; пестреют — скорее. Лучше было бы: пестреет — скорее.
Строка 1. В оригинале начинается с «эй». Первый вариант: «Эй/о, вы, два сапога, что от масла пестреют». Потом решил сохранить «машинное масло», и «эй/о» не уместилось.
Строка 2. Первый вариант: «По пути, их трава задевала когда». Потом поменял «путь» на «дорогу» и здесь, и в строке 1 строфы 1.
Строка 3. Удалось сохранить повтор глагола в той же форме, даже с тем же количеством слогов: тусанланчӗҫ — запылились.
Строка 4. В оригинале: «в моей памяти» — то же самое слово, что в строке 4 строфы 1. В переводе отсутствует.
Строка 5. Перевод строки неудачный: не удалось сохранить афористичность, симметричность оригинала. Повторюсь, за «о да» неловко, но оно отчасти компенсирует отсутствие «о» в строке 1.
Строфа 3. В оригинале во всех строках точные рифмы. В переводе они сохранены.
Строки 5-6. Долго мучился с этими строками. Сначала придумал позорный вариант, где были «крошки (!) Пимены». Самый очевидный вариант пришёл последним.
Строфа 4. В оригинале в строках 2, 3, 5 точные рифмы. В строках 1 и 4 рифма и усечённая, и составная. В строке 1 одно слово, а в строке 4 два слова: илтетӗп — ӑшенче те. В переводе сохранена составная рифма, но не усечённая: гаме — домам и.
Строка 1. Первый вариант: «Слышу ночью и днём я вагонной игры шум». Неудачный вариант из-за составной рифмы — она должна быть в строке 4.
Строка 4. Первый вариант: «тех людей, что когда-то укрывшись под крышу». Неудачный вариант — должна быть составная рифма.
Строка 5. «Тряпьё» добавлено только ради размера и рифмы.
Строфа 5. В оригинале в строках 2, 3, 5 точные рифмы. В строках 1 и 4 рифма не совсем точная: каҫӗ — пуҫлаҫҫӗ. Буква ҫ означает глухой звук, который произносят по-разному: и как сь, и как щь. Между гласными он становится полузвонким, нечто среднее между сь/щь и зь/жь. В первом слове такой полузвонкий звук, а во втором просто удвоенный звук. Полузвонких звуков в русском языке нет, поэтому хотелось в переводе сделать умеренно неточную рифму с сочетанием глухого и звонкого звуков типа «Антарктида — сталактита», но не получилось.
Строка 1. Первый вариант: «Свет в вагоне — июньская/июльская ночь наступает». Нынешний вариант не идеальный, но намного лучше.
Строка 2. В оригинале: «в памяти» — почти то же самое слово, что в строке 4 строфы 1 и в строке 4 строфы 2. Ради размера и рифмы пришлось изменить на «в мыслях».
Строка 3. «В тех родных» добавлено только ради размера и рифмы. По сути, правильно: герой вспоминает родную деревню.
Строки 4-5. Неудачно уменьшительное «окошко». Вариант «и открыто окно» никак не помещался. Река в оригинале «подаёт голос», а в переводе стала безголосой. Были варианты: «...у окна... Бор гудит, и ему отвечают // воды речки в чащобах густых...»; «...у окна... Сосен гул, и ему отвечают...». Но тут и анжамбман появляется, и «бор/сосны» безударные, и «речка» уменьшительная, хотя получившая голос.
Источники
* А. Савельев. Чувашский язык // Постнаука; Г. Дегтярёв. Изучаем чувашский язык: Пособие для самообразования. — Чебоксары, 2010. — С. 116–117.
** Г. Айхи. Ҫырнисен пуххи. I том. — Шупашкар, 2008. — С. 120–121.
*** Б. Ахмадулина. Сочинения. Т. 2. — М., 1997. — С. 423.
**** Г. Айги. Провинция живых. — СПб., 2020. — С. 17.
Когда я начал учить чувашский язык, то сразу же наткнулся на стихотворение Айги «Пуйӑссем» («Поезда»; 1957)*. Стихотворение довольно традиционное, размер такой же, как в трагически-ностальгическом стихотворении Мандельштама «Я вернулся в мой город, знакомый до слёз...» У Айги, несмотря на долю ностальгических воспоминаний о деревне в финале, настроение оптимистическое. Молодой человек едет куда-то на поезде, видит огромный прекрасный мир, впереди у него вся жизнь. Ничего чувашского в стихотворении нет, в нём нет и ничего специфически российского. Оно космополитичное, оттепельное, шестидесятническое. Недаром там упоминается иностранный поэт — один из любимых поэтов автора. Забавно упоминание Пимена из «Бориса Годунова» (по-моему, не самый удачный образ, мне он мешает).
Это стихотворение в одном ряду с ранними повестями Стругацких и Аксёнова, фильмами по сценариям Шпаликова, бардовскими песнями Визбора и Городницкого, картинами «сурового стиля». (Впрочем, лучшей иллюстрацией была бы какая-нибудь «железнодорожная» картина художника предыдущего поколения — Георгия Нисского.) Хотя оно не ностальгическое для автора, но, как и другие примеры оттепельного искусства, вызывает во мне странную квази-ностальгию по тому, чего у меня не было. По бурной молодости, по странствиям, по дружбе.
Вот оригинал и мой буквальный перевод:
Пуйӑссем**
Эй, ман тунсӑх, ҫул тунсӑхӗ! Эп асилетӗп
Иржи Волькерӑн, чех сӑвӑҫин, сӑмахне:
«Пуйӑссем, эп илтетӗп эсир чӗннине!»
Асӑмра эп каллех юратса тинкеретӗп
Семафорӑн ҫинҫе шевлине.
Эй, машин ҫӑвӗпе чӑпарланнӑ ик атӑ!
Ҫул ҫинчи курӑксем сулланса тивнӗ май,
тусанланчӗҫ вӗсем, тусанланчӗҫ пӗрмай.
Асӑмра та пулин ҫул ҫине эп тухатӑп:
эп курни — сахал мар, курманни те — нумай!
Пуйӑссем, пуйӑссем — малаллах ыткӑнаҫҫӗ,
антрацит пек ялтраҫҫӗ хула ҫурчӗсем,
каҫсерен рельсӑсем ҫумӗнчи хунарсем
хӗрлӗ ҫутӑ сапса, шӑппӑн, лӑпкӑн ҫунаҫҫӗ —
пӗчӗк Пимен ларать пек кашни хунарта,
ман кун-ҫулӑм ҫинчен тем ҫырать пек унта!
Эп вакун шӑв-шавне кунӗн-ҫӗрӗн илтетӗп,
хуласем, тинӗссем уҫакан тусӑмсем!
Ҫӗр ҫинче, эп пӗлетӗп, пур урӑх ҫынсем —
тахҫанах уҫса тупнӑ ҫуртсем ӑшенче те
сӗтелсем ҫеҫ уҫса пурнакан этемсем!
Вакунра хӑй ҫутаҫҫӗ — ҫывхарчӗ ҫу каҫӗ...
Сарӑ ҫӳҫлӗ хӗрарӑм ялан ман асра:
пӗчченех вӑл ларать пуль таҫта, аякра —
кантӑк уҫӑ... Хырсем шавламашкӑн пуҫлаҫҫӗ,
юхан шыв сас парать чӑтлӑхра...
Эй, ман тунсӑх, ҫул тунсӑхӗ! Эп асилетӗп
Иржи Волькерӑн, чех сӑвӑҫин, сӑмахне:
«Пуйӑссем, эп илтетӗп эсир чӗннине!»
Асӑмра эп каллех юратса тинкеретӗп
Семафорӑн ҫинҫе шевлине.
Эй, машин ҫӑвӗпе чӑпарланнӑ ик атӑ!
Ҫул ҫинчи курӑксем сулланса тивнӗ май,
тусанланчӗҫ вӗсем, тусанланчӗҫ пӗрмай.
Асӑмра та пулин ҫул ҫине эп тухатӑп:
эп курни — сахал мар, курманни те — нумай!
Пуйӑссем, пуйӑссем — малаллах ыткӑнаҫҫӗ,
антрацит пек ялтраҫҫӗ хула ҫурчӗсем,
каҫсерен рельсӑсем ҫумӗнчи хунарсем
хӗрлӗ ҫутӑ сапса, шӑппӑн, лӑпкӑн ҫунаҫҫӗ —
пӗчӗк Пимен ларать пек кашни хунарта,
ман кун-ҫулӑм ҫинчен тем ҫырать пек унта!
Эп вакун шӑв-шавне кунӗн-ҫӗрӗн илтетӗп,
хуласем, тинӗссем уҫакан тусӑмсем!
Ҫӗр ҫинче, эп пӗлетӗп, пур урӑх ҫынсем —
тахҫанах уҫса тупнӑ ҫуртсем ӑшенче те
сӗтелсем ҫеҫ уҫса пурнакан этемсем!
Вакунра хӑй ҫутаҫҫӗ — ҫывхарчӗ ҫу каҫӗ...
Сарӑ ҫӳҫлӗ хӗрарӑм ялан ман асра:
пӗчченех вӑл ларать пуль таҫта, аякра —
кантӑк уҫӑ... Хырсем шавламашкӑн пуҫлаҫҫӗ,
юхан шыв сас парать чӑтлӑхра...
Поезда
О, моя тоска, дорожная тоска! Я вспоминаю
слова Иржи Волькера, чешского поэта:
«Поезда, я слышу ваш зов!»
В памяти я опять с любовью всматриваюсь
в тонкий луч семафора.
О, пестреющие от машинного масла два сапога!
Когда трава на дороге, качаясь, касалась,
пылились они, пылились постоянно.
Всё равно в памяти я выхожу на дорогу:
виденного мной — не мало, невиденного — много!
Поезда, поезда — вперёд мчатся,
как антрацит, блестят городские дома,
каждый вечер фонари рядом с рельсами
рассыпая красный свет, тихо, спокойно, горят —
как будто маленький Пимен сидит в каждом фонаре,
о моей жизни как будто что-то пишет там!
Я днём и ночью слышу вагонный шум-гам,
мои друзья, открывающие города, моря!
На земле, я знаю, есть другие люди —
уже давно внутри найденных домов
открывающие только столы люди!
В вагоне огонь зажигают — приблизился летний вечер...
Русоволосая женщина постоянно в моей памяти:
совсем одна она сидит, наверное, где-то далеко —
окно открыто... Сосны начинают шуметь,
река подаёт голос в чаще..
О, моя тоска, дорожная тоска! Я вспоминаю
слова Иржи Волькера, чешского поэта:
«Поезда, я слышу ваш зов!»
В памяти я опять с любовью всматриваюсь
в тонкий луч семафора.
О, пестреющие от машинного масла два сапога!
Когда трава на дороге, качаясь, касалась,
пылились они, пылились постоянно.
Всё равно в памяти я выхожу на дорогу:
виденного мной — не мало, невиденного — много!
Поезда, поезда — вперёд мчатся,
как антрацит, блестят городские дома,
каждый вечер фонари рядом с рельсами
рассыпая красный свет, тихо, спокойно, горят —
как будто маленький Пимен сидит в каждом фонаре,
о моей жизни как будто что-то пишет там!
Я днём и ночью слышу вагонный шум-гам,
мои друзья, открывающие города, моря!
На земле, я знаю, есть другие люди —
уже давно внутри найденных домов
открывающие только столы люди!
В вагоне огонь зажигают — приблизился летний вечер...
Русоволосая женщина постоянно в моей памяти:
совсем одна она сидит, наверное, где-то далеко —
окно открыто... Сосны начинают шуметь,
река подаёт голос в чаще..
На русский язык стихотворение перевела Белла Ахмадулина (1961). По-моему, как иногда бывает с переводами, перевод не получился, а получилось русское стихотворение по мотивам оригинального стихотворения, вариация на тему. Это очень хорошее стихотворение, а строка «О, тоска по железу железных дорог!» — просто отличная. Только в оригинале такой строки нет, а похожая строка стоит в начале первой, а не четвёртой строфы.
Поезда***
Памяти Йиржи Волькера, чешского поэта
О, деревня моя на отлёте земли!
Я б вернулся под сень твоих добрых дворов,
не отвергнул бы я твоих скромных даров,
но тоска по железу железных дорог
затуманила очи мои.
И несется вагон вдоль
натянутых рельс.
И несется смычок вдоль натянутых струн.
Я отведаю воздуха множества стран!
Слава Богу, не стар я, не стар я, не стар,
этот рейс — не последний мой рейс.
Йиржи Волькер, я твой повторяю урок:
быть во всех поездах и во всех городах,
на разъездах, как в желтых и красных цветах,
промелькнут в этих желтых и красных флажках
чьи-то губы и вымолвят: „Ах”...
О, тоска по железу железных дорог!
Веселы мне, дорога, твои фонари!
Сам с собой я играл среди этих огней:
каждый алый фонарик — как келья, а в ней
Пимен крошечный вторит движению дней
и труда не прёрвет до зари.
Так я мчался — свободный, невзрачный, ничей,
засыпал, и ко мне, по велению сна,
снисходила та женщина, как тишина,
и смотрел я, как смотрит она из окна,
и гремит по оврагу ручей.
Памяти Йиржи Волькера, чешского поэта
О, деревня моя на отлёте земли!
Я б вернулся под сень твоих добрых дворов,
не отвергнул бы я твоих скромных даров,
но тоска по железу железных дорог
затуманила очи мои.
И несется вагон вдоль
натянутых рельс.
И несется смычок вдоль натянутых струн.
Я отведаю воздуха множества стран!
Слава Богу, не стар я, не стар я, не стар,
этот рейс — не последний мой рейс.
Йиржи Волькер, я твой повторяю урок:
быть во всех поездах и во всех городах,
на разъездах, как в желтых и красных цветах,
промелькнут в этих желтых и красных флажках
чьи-то губы и вымолвят: „Ах”...
О, тоска по железу железных дорог!
Веселы мне, дорога, твои фонари!
Сам с собой я играл среди этих огней:
каждый алый фонарик — как келья, а в ней
Пимен крошечный вторит движению дней
и труда не прёрвет до зари.
Так я мчался — свободный, невзрачный, ничей,
засыпал, и ко мне, по велению сна,
снисходила та женщина, как тишина,
и смотрел я, как смотрит она из окна,
и гремит по оврагу ручей.
Сам Айги тоже создал русскую вариацию на тему собственного стихотворения — в духе своих русских авангардистских стихов (1975). Как в случае с остальными русскими стихами Айги, я не понимаю, что тут такого особенного.
Из поэмы о Волькере****
там в тайниках заоконных лугов
антрацитами светятся
черные дома полустанков
и вечером около рельс
маленькие красные фонари
горят так тихо и сосредоточенно
как будто сидят в них
маленькие Пимены
и тихо и застенчиво пишут
что сказание все продолжается
там в тайниках заоконных лугов
антрацитами светятся
черные дома полустанков
и вечером около рельс
маленькие красные фонари
горят так тихо и сосредоточенно
как будто сидят в них
маленькие Пимены
и тихо и застенчиво пишут
что сказание все продолжается
Перечитывал стихотворение и вдруг решил попробовать сделать как можно более точный перевод. Сохранить размер, типы рифмы, схему рифмовки, анжамбманы и прочие формальные особенности. В содержании тоже пытался обойтись без отсебятины, хотя ради размера и рифмы кое-что пришлось убавить, кое-что добавить. Впервые в жизни сделал художественный перевод стихотворения, и очень доволен.
Поезда
О, тоска, по дорогам тоска! Вспоминаю
те слова, что сказал Иржи Волькер, поэт:
«Поезда, ваш призывный я слышу привет!»
Вот с любовью я в памяти взор направляю
на луча семафорного свет.
Сапоги от машинного масла пестреют!
На дороге, трава задевала когда,
запылились они, запылились тогда.
Всё равно выхожу на дорогу скорее:
видел много, увижу и больше, о да!
Поезда, поезда — лишь вперёд они мчатся,
и блестят антрацитом дома городов,
и ночами на рельсы с окрестных столбов
красный свет продолжает в тиши рассыпаться —
будто маленький Пимен внутри фонарей,
будто пишет он что-то о жизни моей!
Дни и ночи вагоны и в шуме, и в гаме,
города и моря открывают друзья!
Но вы знаете так же, как знаю и я,
тех людей, что давно разошлись по домам и
лишь столы открывают средь кучи тряпья!
Свет в вагоне зажгли — летний вечер встречают...
Снова женщина русая в мыслях моих:
одиноко сидит в тех краях, в тех родных —
у окошка... И сосны шуметь начинают,
и река где-то в дебрях густых...
О, тоска, по дорогам тоска! Вспоминаю
те слова, что сказал Иржи Волькер, поэт:
«Поезда, ваш призывный я слышу привет!»
Вот с любовью я в памяти взор направляю
на луча семафорного свет.
Сапоги от машинного масла пестреют!
На дороге, трава задевала когда,
запылились они, запылились тогда.
Всё равно выхожу на дорогу скорее:
видел много, увижу и больше, о да!
Поезда, поезда — лишь вперёд они мчатся,
и блестят антрацитом дома городов,
и ночами на рельсы с окрестных столбов
красный свет продолжает в тиши рассыпаться —
будто маленький Пимен внутри фонарей,
будто пишет он что-то о жизни моей!
Дни и ночи вагоны и в шуме, и в гаме,
города и моря открывают друзья!
Но вы знаете так же, как знаю и я,
тех людей, что давно разошлись по домам и
лишь столы открывают средь кучи тряпья!
Свет в вагоне зажгли — летний вечер встречают...
Снова женщина русая в мыслях моих:
одиноко сидит в тех краях, в тех родных —
у окошка... И сосны шуметь начинают,
и река где-то в дебрях густых...
Комментарии к переводу
Строфа 1. В оригинале во всех строках точные рифмы. В переводе они сохранены.
Строка 1. В оригинале: «Эй, тоска». Эй — в чувашском языке звательная частица (по словарю Ашмарина), используется при обращении, в том числе к богу. В поэме К. Иванова «Нарспи» героиня так обращается к отцу и матери, к богам, к своей душе. Русское «эй» здесь будет звучать грубо, залихватски. Может быть, я не прав. Вместо «по дорогам тоска» в первом варианте было: «путевая тоска». Удалось сохранить анжамбман: «Вспоминаю // те слова».
Строка 2. Никак не удалось сохранить «чешского поэта». Если бы это был, например, словацкий поэт, то можно было бы написать: «Что сказал Иржи Волькер, словацкий поэт». Были варианты: «Что по-чешски (или: на чешском) сказал Иржи Волькер, поэт»; «Что сказал Иржи Волькер, моравский поэт» (он действительно родился в исторической области Моравия).
Строка 3. Первый вариант: «Поезда, ваш я слышу призыв и привет!» «Привет» добавлен только ради размера и рифмы.
Строка 4. В оригинале: «в моей памяти» — то же самое слово, что в строке 4 строфы 2. В конце строки в оригинале: труднопереводимый глагол «тинкер» — напряжённо, внимательно всматриваться, вслушиваться, вникать.
Строка 5. Упоминание семафора нужно было сохранить в любом случае. Удалось сохранить только в виде прилагательного.
Строфа 2. В оригинале в строках 2, 3, 5 точные рифмы, в строках 1 и 4 усечённая. В переводе и те, и другие сохранены. Точные рифмы в переводе получились слишком банальные: когда — тогда — о да. За «о да» особенно неловко. Усечённые рифмы в переводе получились неточными: атӑ — тухатӑп; пестреют — скорее. Лучше было бы: пестреет — скорее.
Строка 1. В оригинале начинается с «эй». Первый вариант: «Эй/о, вы, два сапога, что от масла пестреют». Потом решил сохранить «машинное масло», и «эй/о» не уместилось.
Строка 2. Первый вариант: «По пути, их трава задевала когда». Потом поменял «путь» на «дорогу» и здесь, и в строке 1 строфы 1.
Строка 3. Удалось сохранить повтор глагола в той же форме, даже с тем же количеством слогов: тусанланчӗҫ — запылились.
Строка 4. В оригинале: «в моей памяти» — то же самое слово, что в строке 4 строфы 1. В переводе отсутствует.
Строка 5. Перевод строки неудачный: не удалось сохранить афористичность, симметричность оригинала. Повторюсь, за «о да» неловко, но оно отчасти компенсирует отсутствие «о» в строке 1.
Строфа 3. В оригинале во всех строках точные рифмы. В переводе они сохранены.
Строки 5-6. Долго мучился с этими строками. Сначала придумал позорный вариант, где были «крошки (!) Пимены». Самый очевидный вариант пришёл последним.
Строфа 4. В оригинале в строках 2, 3, 5 точные рифмы. В строках 1 и 4 рифма и усечённая, и составная. В строке 1 одно слово, а в строке 4 два слова: илтетӗп — ӑшенче те. В переводе сохранена составная рифма, но не усечённая: гаме — домам и.
Строка 1. Первый вариант: «Слышу ночью и днём я вагонной игры шум». Неудачный вариант из-за составной рифмы — она должна быть в строке 4.
Строка 4. Первый вариант: «тех людей, что когда-то укрывшись под крышу». Неудачный вариант — должна быть составная рифма.
Строка 5. «Тряпьё» добавлено только ради размера и рифмы.
Строфа 5. В оригинале в строках 2, 3, 5 точные рифмы. В строках 1 и 4 рифма не совсем точная: каҫӗ — пуҫлаҫҫӗ. Буква ҫ означает глухой звук, который произносят по-разному: и как сь, и как щь. Между гласными он становится полузвонким, нечто среднее между сь/щь и зь/жь. В первом слове такой полузвонкий звук, а во втором просто удвоенный звук. Полузвонких звуков в русском языке нет, поэтому хотелось в переводе сделать умеренно неточную рифму с сочетанием глухого и звонкого звуков типа «Антарктида — сталактита», но не получилось.
Строка 1. Первый вариант: «Свет в вагоне — июньская/июльская ночь наступает». Нынешний вариант не идеальный, но намного лучше.
Строка 2. В оригинале: «в памяти» — почти то же самое слово, что в строке 4 строфы 1 и в строке 4 строфы 2. Ради размера и рифмы пришлось изменить на «в мыслях».
Строка 3. «В тех родных» добавлено только ради размера и рифмы. По сути, правильно: герой вспоминает родную деревню.
Строки 4-5. Неудачно уменьшительное «окошко». Вариант «и открыто окно» никак не помещался. Река в оригинале «подаёт голос», а в переводе стала безголосой. Были варианты: «...у окна... Бор гудит, и ему отвечают // воды речки в чащобах густых...»; «...у окна... Сосен гул, и ему отвечают...». Но тут и анжамбман появляется, и «бор/сосны» безударные, и «речка» уменьшительная, хотя получившая голос.
Источники
* А. Савельев. Чувашский язык // Постнаука; Г. Дегтярёв. Изучаем чувашский язык: Пособие для самообразования. — Чебоксары, 2010. — С. 116–117.
** Г. Айхи. Ҫырнисен пуххи. I том. — Шупашкар, 2008. — С. 120–121.
*** Б. Ахмадулина. Сочинения. Т. 2. — М., 1997. — С. 423.
**** Г. Айги. Провинция живых. — СПб., 2020. — С. 17.